История харьковских проституток

Прелюбодейство у славян было распространено ещё со времён средневековья, но встречалось оно не в том виде, в каком его привыкли видеть на Западе. До правления Петра не было здесь ни публичных домов, ни самого понятия проституции. Разврат нёс более скрытый смысл и ограничивался продажей женской любви в кабаках, корчмах, банях. Несмотря на то, что любая форма распутства считалась равносильной воровству и каралась публичной поркой на площади, разврат цвёл буйным цветом. На сегодняшний день нет достоверных данных о проституции в Слободской Украине восемнадцатого века. Её бурное развитие совпадает с появлением на престоле Александра I.

Словосочетание «публичная девка» на территории Харьковской губернии возникло в начале девятнадцатого века. Продажные девки селились, как правило, в слободах, примыкающих к городу: Апанасовской, Захарьковской, Немышлянской, Ивановке. Во время ярмарок и базарных дней они оправлялись в город на промысел. Среди них были солдатские вдовы, покрытые девки и прочие отвергнутые благопристойным обществом женщины из соседних сёл. Цена на услуги жриц любви составляла от десяти до двадцати копеек.

Следует заметить, что курица, например, в то время стоила пятнадцать копеек. Первой из описанных документально проституток Харькова является некая Стрельникова, которая проживала на небольшом островке у речки Нетечь. Имя Стрельниковой упоминается в нескольких документах начала девятнадцатого века, где описывается её развратное поведение и связь с разного рода преступниками, которые в разное время были обнаружены у неё дома. Например, в 1809 году у Стрельниковой в доме был найден сбежавший арестованный майор Иван Депрерадович.

На заре девятнадцатого столетия проституция была неподконтрольна государству и полицейские лишь наводили порядок, не углубляясь в причину явления. Обычно девиц лёгкого поведения обязывали убраться из города, в противном случае те отрабатывали штраф в тюремном замке. Но с другой стороны власти сознавали, что продажные женщины являются необходимостью для определённого круга мужчин. Солдаты, расположившиеся у стен Харькова в ожидании военных действий и сезонные рабочие, приехавшие для ремонта городских сооружений, все они нуждались в сексуальной разрядке. На селе в роли продажных девок выступали женщины-солдатки.

Как и все их односельчанки, замуж они выходили совсем юными и к двадцати годам уже имели по два-три ребёнка. Их мужья уходили в солдаты на много лет, а набирали рекрутов с каждых пятисот душ мужского пола каждый год. Конечно, мужчины понимали, что их жёны не всегда могут пережить одиночество. Солдаты, стоящие в слободе, шли в первую очередь к родным солдаткам, понимая, наверное, в душе, что и к его жене идёт такой же, как и он, одинокий солдат. Бывало, что крестьяне были недовольны таким расположением войска и даже случались драки, когда солдаты стучались к замужним крестьянкам вместо женщин-солдаток.

Ещё одна категория сельских жриц любви – это покрытые девки, те что родили ребёнка без мужа. Обычно таких девушек выгоняли из дома, а их дети автоматически записывались в кантонисты, то есть с детства они уже были рекруты. Если случалось, что такая женщина всё же выходила замуж и её ребёнка усыновляли, тем не менее он, став совершеннолетним, становился рекрутом или обучался в военно-сиротском отделении. Покрытые девки обычно росли в семье без отца или у солдатских жён.

Так же и отношение к разврату было не равнозначным. Одним из важных условий было то, что женщина не должна вступать в любовную связь с мужчиной, ниже её по сословию. Знаменателен пример 1805 года, когда в однодворческой великороссийской слободе Алексеевке безжалостно поколотили женщину-однодворку, за то, что она переспала с крепостным малороссиянином. Он тоже не избежал сурового наказания – ему пришлось ещё много и долго работать. Не менее примечательно и событие в слободе Лозовенька, ныне Балаклейский район, где мужчина переспал с соседкой в то время, когда его жена отлучилась к родным в слободу Меловую.

Когда жена вернулась, соседка всё ей рассказала и тогда обе женщины решили наказать этого мужчину и утопили его в колодце. Священнослужители, различные дьяки и дьячки тоже не славились своей святостью. Они не упускали момента отведать запретный плод с представительницами слабого пола, которые пришли на исповедь. Особенно они преуспели в совращении девочек не достигших совершеннолетнего возраста. Хорошо известен случай, произошедший в 1814 году с дьячком Бутовым из слободы Алексеевка, ныне Первомайский район, когда он переспал с шестнадцатилетней прихожанкой. Под давлением общественности ему пришлось на ней жениться.

Похожая ситуация сложилась и у диакона Любарского из города Купянска, который обесчестил мещанскую дочь четырнадцати лет от роду, некую Настасью Добрянскую, за что и понёс наказание по указу Харьковской Духовной Консистории. Дьячок же Николай Сериков из слободы Мерефа прославился тем, что жил с продажной солдаткой, а в его доме происходили гулянки и встречи мужчин и женщин. Николай назвал солдатку своей родственницей по линии матери, но для духовной консистории это не послужило оправданием и на него наложили один год епитимьи. Ещё один священник из Краснокутска Гаврила Базилевский находился в греховной связи с женой цехового работника Евдокией Лиска. За такое прелюбодеяние он был сослан монахом в Куряжский Преображенский монастырь.

В 1815 началось массовое наступление проституток на главные улицы Харькова. На борьбу с этим антиобщественным явлением первым выступил губернатор Муратов в 1819 году. По его инициативе и подписанным им ордерам власти Харькова под руководством городской думы предприняли попытки выгнать жриц любви с главных улиц города. Если девушка попадалась повторно, на неё налагалось взыскание в виде штрафа, а некоторые даже провели некоторое время под арестом, где в тюремном здании была обустроена женская камера.

Одновременно с тем министерство внутренних дел под руководством графа Кочубея ведёт борьбу с распространением гравюр и фарфоровых статуэток, изображающих блуд. Саратовский архимандрит Савва прислал в министерство статуэтку, изображающую монаха со снопом, в котором находилась обнажённая девушка. Это и послужило началом движения за чистоту нравов. В последствии оказалось, что такие безделушки пользуются большой популярностью на ярмарках и базарах. Кочубей распорядился подобные предметы искусства уничтожать едва ли не на месте.

До 1830 года харьковская полиция старалась упорядочить перечень девиц, именуемых также раструсками, которые занимались торговлей телом и промышляли в шинках, постоялых дворах, окрестностях казарм и, конечно, на ярмарках. Одним из центров разврата в губернии оказывается город Сумы. Сюда на Введенскую ярмарку съезжаются купцы, мещане и жители окрестных сёл. Сюда же стекаются и проститутки, хотя многие из них проживают в городе и в течении всего года. Введенская ярмарка в Сумах – самая большая в губернии, на неё приезжало и много криминального люда.

Например, её тайно посещали евреи, которые с одной стороны приобретали необходимые товары, а с другой сбывали контрабанду. Чаще всего это был чай. Но в 1829 году прошло следствие и все тайны были раскрыты. Следствие вёл опытный чиновник особых поручений Владимир Ковалевский, который слыл честным и порядочным человеком, к тому же страстным любителем порядка.

К 1840-м годам власти начинают сознавать необходимость узаконивания проституции и министерство внутренних дел составляет свод Правил для публичных женщин и выдаёт их владелицам публичных домов. Вот тут в проституцию ударились девушки из высших слоёв общества: мещанки, купеческие дочки и даже дворянки. Их не останавливало даже то, что необходимо встать на учёт в полицию с указанием места жительства и прочих личных данных, ведь деньги оправдывали всё. Наряду с этим им подворачивался случай удачного замужества.

В то время в Харькове не было публичных домов и аристократки жили группами или поблизости друг от друга. Для публичных девок были выпущены особые билеты, в которых указывались их персональные данные и адрес места проживания. Билет был расчерчен на графы, в которых полицейский лекарь должен был делать отметки о состоянии здоровья. Как это часто бывает на первых порах, осмотры проводились не регулярно и отметки не ставились. Только после массового заболевания триппером, министерство внутренних дел потребовало выполнения этих правил.

Ближе к 1851 году жрицам любви заменили паспорт на билет с номером, который был действителен в течение года. Это был документ, состоящий из четырёх страниц, расчерченных на графы, где каждую неделю отмечались результаты медицинских и полицейских осмотров. С переводом на новые документы и утрата паспорта снизили количество девушек из аристократических кругов, тем более что и проходить постыдные осмотры хотела далеко не каждая. На тот момент среди продажных женщин начали появляться государственные крестьянки.

В первой же части Правил для публичных женщин оговаривается наличие над публичным домом цветного фонаря, дабы его посетители не тревожили покой почтенных граждан. Когда бордели посещали клиенты из светского общества, нарушений порядка не наблюдалось, но со временем к ним присоединились рабочие, обслуживающие паровые машины в Харькове, вот тогда на улицах города стало неспокойно. Начался безудержный разгул и его размах всё увеличивался. К семидесятым годам это стало настоящим бедствием для простых обывателей: пьяные вакханалии и драки постоянно происходили на улицах, пока рабочие мигрировали от одного притона к другому.

В 1852 году в Харькове официально насчитывалось сто восемьдесят восемь жриц любви. После распоряжения губернатора число их снизилось до ста сорока восьми женщин. В довершение мероприятий по наведению порядка грекам официально запретили торговать на ярмарках «неприличными картинками», где мужчины и женщины изображены в момент совокупления.

Работавший в то время в Харькове полицейский врач Волк-Ланевский считался среди проституток настоящим супостатом. Мало того, что он насильно заставлял публичных женщин проходить осмотры, но также встав однажды на учёт, сняться с него было практически невозможно. Известна ситуация, которая случилась с Марией Гоф, немкой по происхождению. Она искала квартиру и случайно сняла её в доме, где работали проститутки. Так её в уничижительной форме в течение нескольких месяцев принуждали к постыдному осмотру и обязывали встать на учёт. Освободило Марию от нелепой повинности только прошение, которое она написала губернатору, да ещё вовремя пришедший в отпуск со службы жених.

Когда наконец проституция в Харькове стала узаконена, владелицами публичных домов стали в большинстве своём мещанки, так же бывшие публичные девки. В середине девятнадцатого века в девяти притонах владелицами были шесть мещанок: две харьковские, киевская, орловская, московская, елецкая. Стоимость услуг в публичном доме выросла до одного рубля.

Бордели наполнялись крепостными крестьянками, которых отдавали туда помещики в погоне за барышом. Государственные же крестьянки и солдатские дочери сами были не прочь попасть в публичный дом, как правило, из-за проблем в родном селе. В 1852 году в Харькове существовало тридцать публичных домов, три находились в частном владении, а другие арендовались. В них официально трудились девяносто семь работниц. Пятьдесят одна проститутка работала самостоятельно. Большую популярность в Харькове имел дом аристократического сословия, который содержала и одновременно сама обслуживала клиентов коллежская секретарша Анна Кобцева.

Её бордель располагался в арендованном здании в Рыжовском переулке, которое принадлежало некоему мещанину Володину. У Анны в помощницах находились сестры-мещанки Татьяна и Дарья Немченковы. Не меньший вес в интимном деле имели и два других дома, расположенных в Минском переулке. Первым владела мещанка Варвара Потапова, у которой на попечении было девять девушек (это больше, чем в других домах). Основным её козырем было то, что работали здесь только мещанки с разных российских губерний.

Но все же представительница мещанства или интеллигенции в харьковских борделях того времени — это скорее исключение, нежели правило. Известна истории проститутки из графского рода Хребтовичей (Западная Белоруссия), которая сбежала от избившего ее мужа и странным образом оказалась в харьковском публичном доме. Предварительно некто хитроумный обобрал ее до нитки и продал в бордель. Провести время с такой девушкой стоило одну-две сотни рублей. Оно и понятно: “деликатесы” стоят дороже.

Всеми способами мамочки старались завлечь “дорогой товар”. Ведь “образованные” проститутки привлекали клиентов-гурманов с тугими кошельками. Девушки оказывались в  харьковских борделях обманным путем, а очень редких случаях дело доходило до похищений.

В конце августа 1852 года была создана особая полицейская комиссия, которая прошла с обходом по всем зарегистрированным борделям города и нашла большой перечень нарушений прав человека. Во-первых, ограниченное пространство кабинки для встречи. Во время больших скоплений народа, ярмарок, базаров, когда количество желающих познать прелести продажной любви увеличивалось в разы, в кабинках было весьма тесновато. Постельное бельё и само убранство комнаты оставляли желать лучшего, всё было неряшливо и неприглядно. Полицию удивил так же и тот факт, что проститутки часто пользуются чужим именем.

С другой стороны, власти отметили, что достоинство борделя состоит в том, что его легко держать под контролем. Здесь стоит упомянуть, что тайная торговля телом также имела место быть, но это происходило в только в шинках. Туда обычно отправлялись те кто победнее и в последствии могли устроить страшную бойню, если кто-то подхватывал неприличную болезнь. Не все индивидуалки и проститутки желали трудиться на поприще любви до преклонного возраста. Даже высокий заработок их не останавливал. Многие из них находили себе мужа, в основном мещанина. Другие шли в услужение к государственным служащим, кто горничной, кто кухаркой. Уход из профессии чаще всего был связан с венерическим заболеванием. Тех же, кто уклонялся от лечения неприличных болезней приговаривали к тюремному заключению и лечили насильно.

Жрицы любви избегали врачей и больниц и предпочитали лечиться у знахарок. Крестьянка Екатерина Аксютенкова оказывала знахарские услуги и лечила мещанку Юлию Томирову. К другим известным знахаркам относится и вдова-солдатка Григоренкова, которая пользовалась в Харькове большой популярностью. В 1852 году Харьковская губерния насчитывала 164 больных венерическими заболеваниями. Стоит отметить что на западе губернии заболевших было много больше, нежели в южных или восточных уездах. В Ахтырском уезде – сорок; Богодуховском – семьдесят восемь; Валковском - одиннадцать; Сумском – двадцать два; Изюмском – один; Змиевском – два человека.

Всем понятно, что эти данные далеки от действительности. Известны случаи, когда выявлялось целое село с «неприличной» болезнью, а обнаруживали такую болезнь солдаты при проходе через поселение и, как правило, на себе. Примечателен случай 1832 года, когда заразилось двенадцать солдат в сёлах Лихачёвке и Булацеловке Змиевского уезда. Когда офицер подал рапорт, помещику Лихачёву ничего не оставалось делать, как лечить девятнадцать своих крестьян в своём же доме, чтобы хоть как-то уменьшить расходы на врачей.

Надо сказать, что помещик Лихачёв благородно поступил со своими непутёвыми крестьянами и им крупно повезло. Чаще всего всё заканчивалось куда более плачевно. Возьмём 1860 год, когда инспектор врачебной управы Ковальчуков доложил в рапорте губернатору, что в слободе Царёв-Борисов обнаружены венерические больные. Но вместо того, чтобы обратиться к лекарю, они идут к разным знахаркам за помощью и лечатся самостоятельно по их рецептам. Только когда болезнь обостряется или переходит в форму, когда уже невыносимо терпеть, такие заболевшие, наконец, обращаются в больницу и в четырёх случаях из семи надежды на выздоровление у заболевших нет.

В больнице Ковальчуков опросил женщину, которая поступила с ранами по всему телу и омертвением костей лица. Она лечилась около двух лет, сперва у государственной крестьянки из Царёв-Борисова Евдокии Зорянской, а потом у неизвестной знахарки из Изюма. Инспектор через губернатора повелел срочно найти этих знахарок и отдать под следствие. Начиная с 1861 года Харьков объявил войну венерическим заболеваниям. Чиновники свою ревизию начали с домов терпимости, но оказалось, что там неприличные болезни встречаются крайне редко. Много заразившихся было среди низших воинских чинов и юнкеров, которых за неимением денег не пускали в публичный дом и им приходилось искать любовные утехи по шинкам, где за тридцать копеек распутная девка может подарить ночь любви. Немало девушек лёгкого поведения было и у казарм. Плата за любовь не ограничивалась монетами, можно было расплатиться выпивкой и закуской.

Когда полиция в последствии начинала опрашивать заболевшего о том, с кем он был, то попадала в затруднительное положение. Солдаты не всегда и знали, от кого и когда они заразились, и полиция долго отслеживала путь, прежде чем выявить причину. Тем более что торговать телом начинали и случайные крестьянки, которые приехали на ярмарку и волею судьбы поселились в доме с проститутками. К концу 1860 года в военном ведомстве началась паника, ведь в Харьковском гарнизоне лечились по сотне солдат в год. Кто был причиной болезни солдаты, как правило, не знали. Например, где-то за рекой, слева четвёртый дом, чернявая девка. Или так, в 75-м году, в первых числах марта, на Слободкой улице, имени шлюхи и номер дома не помнит.

Увеличение венерических заболеваний повлияло и на восприятие продажной любви рабочими, которые пользовались услугами уличных девок. Понимая, что в легальном борделе меньше вероятность подхватить неприличную болезнь, рабочие перешли на услуги профессиональных шлюх. Тем более что заработки в промышленности это вполне позволяли. К началу 1870-х годов борьба с болезнями, передающимися половым путём перешла на новый уровень, и полиция и военные начали совместное патрулирование.

После десяти часов вечера они патрулировали улицы города, а также шинки и отправляли солдат в казармы. У встречных уличных девок проверяли билет. Если такового не оказалось или в нём отсутствовала дата последнего осмотра, девицу тут же отправляли в участок для проверки. Вводят новую должность чиновника, который занимается тайной проституцией и выявляет нарушения. Солдат тоже не обошли вниманием и в 1879 году для них выпускаются специальные билеты, где указывается время его возвращения в казарму. Кстати сказать, такие билеты существуют до сих пор и мало кто знает, откуда пошло их использование.

Прежде солдат был свободен всю ночь и мог гулять до утреннего построения, на котором необходимо было присутствовать обязательно. Сложнее всего удавалось сохранять порядок в летних лагерях, которые в Харьковской губернии располагались, как правило, под Чугуевом. Туда, начиная с ранней весны, стекались жрицы любви из Харькова. Они устраивались прачками, модистками, гувернантками и прочими мастерицами. По данным 1884 года в июле число заболевших неприличными болезнями в десятом армейском корпусе составило пятьдесят два человека. Вследствие чего Чугуевской городской управе дано строгое распоряжение срочно обследовать всех проституток и делать это каждую неделю.

Жрицам любви в своем обществе часто приходилось бороться за место под солнцем. Местные жители и особенно соседи недолюбливали проституток и всячески вставляли им палки в колёса. Хотя, надо сказать, особых неприятностей публичные дома не доставляли. Шума от них не было никакого, музыка не играла, ведь даже оркестру в городском саду требовалось разрешение губернатора для того, чтобы играть в летнее время. Публичные девки мало чем отличались от обычных женщин. Причёски, одежда и внешность в целом не выдавала представительницу древнейшей профессии.

Да это им было и не нужно. Ночные красотки сами выбирали себе клиентов также с помощью владельцев гостиниц, трактиров, ресторанов. Но были случаи, когда Харьковские шлюхи специально старались выделиться из толпы. Например, в старой хронике сохранилась запись о том, что на центральных улицах города, где прогуливались степенные барышни со своими кавалерами или офицерами, уличные девки начинали петь песню про воробушка. Такой песней они оскорбляли достоинство горожанок, но что ещё более прискорбно, кавалеры бросали своих спутниц и присоединялись к шлюхам.

По распоряжению властей полицмейстер должен был препятствовать распеванию подобных песен. Постоянными клиентами проституток в публичных домах были офицеры, но они могли себе позволить купить любовь либо во время получения жалования, либо после выигрыша в карты. Так что нарушителями порядка являлись скорее клиенты, чем сами жрицы любви. Особенно бузили рабочие, когда в пьяном виде переходили от борделя к борделю по пути ругаясь с прохожими, а иногда дело доходило и до драк.

Следует сказать, что и офицеры подчас проявляли наглость и могли не расплатиться за услуги. В Славянске в 1880 году произошёл такой случай, когда офицеры тридцать пятого Брянского пехотного полка до того разгулялись, что по их вине чуть не закрыли публичный дом солдатки Михайловой. К изумлению властей, местные жители и Изюмский земский исправник написали прошение, в котором ходатайствовали о том, чтобы бордель не закрывали. Объясняли они это тем, что опасаются изнасилований со стороны приезжих рабочих, живущих без семей.

Общение с проститутками негативно сказывалось и на молодых людях, которые жили в тесном соседстве с борделем и на их семьях. С каждым когда-то случалось то, что он приходил в этот дом, чем вызывал недовольство своих родных. В 1856 году в Сумах существовал один бордель, который располагался вблизи от женского пансиона. Отделял их друг от друга лишь плохонький дощатый забор. Директор пансиона дважды писал прошение о переносе или ликвидации заведения.

Дело в том, что ночные гулянки и оргии с публичными девками в борделе фон-Мирбаха, а также непристойное песнопение с откровенным пошлым содержанием плохо сказывалось на ученицах пансиона. И наконец власти откликнулись. В апреле 1857 года публичный дом фон-Мирбаха перенесён в другое место. После этого случая вышло распоряжение губернатора не располагать подобные заведения ближе чем за 150 сажень от храмов и образовательных учреждений.

А вот в Харькове сложилась ситуация отличная от Сум. Там до 1872 года никто не собирался переносить или закрывать бордели. Многим такое соседство очень мешало, особенно досталось жителям Нетечинской улицы. В 1858-м году на ней располагалось двадцать борделей, где работало девяносто две девушки. Более того, на улице самостоятельно трудились ещё тридцать шесть путан, среди которых стоит отметить известную своим разнузданным характером Марью Ворожейкину. Она является одной из ветеранов профессии и не раз отправлялась под арест за антиобщественное поведение.

Она проработала проституткой около двадцати лет и лишь в старости стала держать публичный дом, где работали всего две шлюхи. Обстановка на улице Нетечинской особенно накалялась в дни ярмарок и базаров. В это время большое число мужчин из соседней Харьковской, а также Курской, Полтавской, Екатеринославской, Черниговской и других областей России стекались в Харьков. Большое скопление приезжих не позволяло местным жителям вести нормальную повседневную жизнь. В конце концов, не выдержав нашествия разврата, они написали губернатору прошение: «...Имеем мы через то позор и соблазн совершенно уничтожающий нравственность не только слуг наших, но даже и детей...». глухие отдалённые места на Основу или в Чугуевку.

Губернатор в свою очередь обратился к полицмейстеру Харькова с вопросом о переселении борделей по указанному адресу. Но в марте 1858 года старший полицмейстер написал рапорт, где подчеркнул, что в первой части города Харькова на всех улицах находятся бордели и если переселить одних, то другие жители попросят о том же. Но такой перенос борделей в удалённые районы может привести к увеличению разного рода преступлений, в том числе убийств, так как не будет должного контроля.

Немаленькие суммы держали за пазухой содержательницы публичных домов – предприятия интимных услуг и тогда приносили приличный доход. Примером может служить полтавская мещанка Александра Блюштейн, которая имела в своём распоряжении шесть девиц. Доход от их содержания только за 1856 год составил одиннадцать тысяч двести рублей серебром. Не последнюю роль в её заработке играл и мещанин Есинович, владелец двух гостиниц. Девушки госпожи Блюштейн в этих гостиницах танцевали стриптиз, во время которого посетители делал выбор. Право первого выбора предоставлялось тому, кто больше платит. Потом все уединялись в номерах.

У елецкой мещанки Марьи Холиной на попечении было семь девушек. Она работала совместно с московской мещанкой Авдотьей Козловой и обслуживали только богатых клиентов. Авдотья славилась своей необыкновенной красотой среди прочих шлюх и могла себе позволить переходить из одного публичного дома в другой, что часто и делала. Однажды один чиновник министерства внутренних дел ради неё прожил в Харькове около недели и подарил Козловой украшения в общей сложности на три тысячи рублей. Из города же он выехал только после многочисленных вызовов губернатора. Через некоторое время Авдотья вышла замуж за мещанина Мосулова и уже сама стала содержательницей публичного дома на Нетечинской.

Однако самой богатой владелицей дома терпимости была киевская мещанка Ольга Надежина. Это объясняется прежде всего тем, что бордель находился в её собственном доме и она не платила за аренду. Кроме того, у неё работали семнадцать девиц из разных сословий, что очень повышало привлекательность заведения. Прибыль за 1858 год была колоссальной – более сорока пяти тысяч рублей серебром. Большая заслуга Надежиной в том, что она заботилась и о своих подопечных.

Дочери солдаток, помещичьи крестьянки стояли в очередь к ней на работу, где оплата была всегда справедливая, но у бандерши был строгий отбор. Кроме того, Надежина имела и своего врача, бывшего студента медицинского отделения Харьковского университета, который он так и не закончил. Он работал без устали только за жильё, питание и интимные удовольствия. К нему часто приходили за медицинской помощью и девицы из других публичных домов. Те уличные девки, кто работал на себя не отличались большими доходами. Например, курская государственная крестьянка Аграфена Лисых зарабатывала не более шестидесяти рублей за месяц, примерно столько, сколько стоила в то время десятина земли. Поначалу она не ложилась с кем попало, а выбирала клиентов.

В доме крестьянина Усы, где Аграфена квартировала, девица видела, что другие такие же путаны спят со всеми клиентами без разбора и при этом имеют заработок много больше, чем она. Тогда и она решила не капризничать и не копаться в клиентах, а работать менее избирательно. До некоторых пор Правила для публичных домов не приносили результата, но в 1861 году были созданы новые правила для домов терпимости. Количество домов терпимости в Харькове увеличивалось прямо на глазах. Полста заведений манили посетителей ярким светом цветных фонарей.

Выросло и число девиц на содержании, в среднем оно стало составлять семь человек. Чаще стали встречаться путаны с ярко выраженными русскими чертами лица. Владелицы притонов начали зазывать на работу девушек из низших сословий, на которых можно было легко нажиться. Но всё когда-то заканчивается. Так случилось и с притонами на улице Нетечинской. Её жители просто завалили губернатора своими просьбами, ведь их улица, соседний Сидельниковский переулок, Михайловская набережная просто кишела проститутками и публичными заведениями.

По данным тех лет публичных домов здесь насчитывалось около двадцати. С открытием в доме Миклашевского второй женской гимназии ситуация с борделями начала меняться. На этот раз в прошении губернатору напомнили о Правилах для публичных домов, принятых в 1861 году. Следует сказать, что самые первые правила, принятые в Российской империи в 1841 году, действовали только в столичных городах, таких как Санкт-Петербург и Москва. Не забыли упомянуть и о расположенной поблизости Михайловской церкви. В прошении отмечались факты разгульного поведения рабочих, офицеров и прочих посетителей в борделях вокруг гимназии.

После рассмотрения дела сразу закрылись десять заведений, остальные должны были со временем переехать в более отдалённые районы. Так к началу 1880 года улица Нетечинская стала свободной от притонов разврата. Следуя примеру жителей этой улицы, их соседи также стали обращаться к губернатору за помощью. Главной причиной, которую указывали жители, была невозможность сдать квартиру внаём, так как никто не желает жить по соседству с домом терпимости. А от квартирантов жители имеют основной доход. Власти пошли навстречу и постепенно большинство борделей были либо закрыты, либо перемещены.

Наглядным примером разоблачения тайного притона разврата является дом по Примеровской улице, которым владела дворянка Ольховская. Она и её подруга, дочь подполковника А.Е. Полешко, были сводницами. Вновь прибывающих в город они знакомили с проститутками, которые представлялись женщинами из аристократических слоев или жёнами помещиков. Кроме этого, лишали невинности гимназисток или девушек, не достигших совершеннолетия. Невзирая на жесткое наказание, которому их подвергли в 1888 году, те же барышни в том же году и в том же доме организовали тайный публичный дом.

Всё шло по отработанному плану, стой лишь разницей, что путаны приходили в заведение ближе к вечеру. Подобных случаев в Харькове были десятки. К хозяйкам тайных борделей местная полиция относилась вполне толерантно: главное бы не было громких скандалов. Мзда, полученная от сутенеров считалась “чистыми деньгами”, а проституток и владельцев использовали как информаторов.

Только в 1891 году этот подпольный притон наконец закрыли. Иногда происходило и так, что закрытие или перенос публичного дома не осуществился. Такой случай произошёл в начале двадцатого века. Какое-то время власти никак не могли определиться с улицей, на которую можно было перенести публичный дом. Сначала они остановились на Богдановском переулке, но их смутило то, что одни жители были против того, что у них на улице откроется бордель, а другие, наоборот, были согласны. Обе стороны слали прошения, и тогда власти пошли на компромисс и от Богдановского пе

реулка отказались. Была ещё Енинская улица, которая подходила по всем критериям и находилась далеко от центра. Но публичные дома были закрыты и на ней благодаря многочисленным прошениям жителей и вмешательству полкового священника сто двадцать второго пехотного полка.

Куприн с особой тщательностью описал события в домах терпимости конца девятнадцатого столетия и пересказывать писателя нет смысла. Конечно, и Куприн, и многие писатели и репортёры того времени описывали события в тёмных тонах. Отличительным моментом той эпохи были женщины лёгкого поведения, снимающие меблированные комнаты, дома тайных свиданий с подпольной торговлей алкоголем, проститутки с уголовным прошлым.

С 1905 года городская казна выделяет восемьсот пятьдесят рублей на лечение больных с венерическим диагнозом, шестьсот рублей на агентов для инспекции за проституцией. Для ночной охраны публичных заведений нанимали офицеров полиции, хотя оплачивали защиту сами владельцы борделей. В частности, владельцы домов терпимости по Фонарному переулку отдавали за ночь пять рублей, а на улице Енинской только два рубля пятьдесят копеек. Кроме того, владельцам необходимо было отчислять на нужды венерической лечебницы от двух до двух с полтиной рублей с каждой проститутки.

Так же владелец борделя обязан был платить по семьдесят пять рублей жалованья в месяц двум агентам, которые отслеживали самостоятельно работающих проституток и после регистрации отправляли на медицинский осмотр. Такие меры привели, наконец, к тому, что все проститутки были занесены в списки и отмечено их более-менее точное количество. Так в домах терпимости работало не более двухсот пятидесяти девиц, на улице не более трёхсот.

Помощник харьковского полицмейстера А.Н. Рябченко и старший городовой врач А.М. Миронов в 1902 году разработали новое руководство по раскрытию подпольной торговли телом, в котором были обоснованы все отчисления владельцами борделей на содержание штата, но Сенат не утвердил вознаграждение полицейских за работу в ночное время, посчитав его незаконным. К сожалению, это привело к нарушению уже установившегося порядка на улицах с публичными домами.

Газетные заголовки кричат о кражах, драках, разгуле и падении нравственности. Самое обыденное преступление тех лет – это кражи в меблированных комнатах. Одним из нашумевших дел 1911 года стала ликвидация подпольного притона по Никитинскому переулку в доме под номером восемь. Владельцем дома был некий Г.И. Федотов, который до этого содержал бордель по Фонарному переулку. По требованию жителей Никитинского переулка подпольное заведение было закрыто. Не ослабевала борьба и с порнографическими иллюстрациями.

Среди нескольких известных продавцов таких картинок отличился владелец магазина «Женева», расположенного на Московской улице, некий Гринберг. Он разместил фотографии порнографического содержания в витрине магазина крупным планом, отчего проходившие мимо гимназисты долго не могли оторваться от этой витрины. Начало двадцатого века знаменуется расцветом детской проституции. Местом встреч стали бани и гостиницы. Такое явление почти не поддавалось контролю и выявить связь можно было только после обращения родителей девочек.

Последние пятнадцать домов терпимости в Харькове находились на Мало-Мясницкой улице и по Фонарному переулку. Закат легализированных борделей пришёлся на 1915 год, когда по предписанию министерства внутренних дел заведения были закрыты, а помещения отданы военным. Вот тут и начинается золотой век подпольной проституции, размах которой до наших дней был огромным.

Но всё-таки в некоторых городах Харьковской губернии, например, Богодухов и Краснокутск, дома терпимости вообще не существовали.

Хорошо понятны причины ухода девушек и женщин в бордели или на улицу. Бесправное положение со стороны мужчин, когда сильный пол относился к женщине, как к игрушке, которую выкидывают, когда она надоест. Публичный дом и проституция в целом дала им приют, помогла определиться со своим местом в жизни. Власти Российской империи старались урегулировать отношения проституции и общества и сделать торговлю телом цивилизованным бизнесом, а женщин принимала со всеми их недостатками. Властям Украины будет весьма полезен прошлый опыт бывшей союзницы, если они решат взять под контроль сегодняшнюю ситуацию с проституцией.

Размещено 04.11.21 09:09